Два фактора особенно сильно повлияли на сельское хозяйство России в ушедшее десятилетие. Первый – это продолжение правительственной политики игнорирования нужд сельского хозяйства, сокращение помощи. В США, например, ежегодно федеральная помощь в этой области, в прошлое десятилетие, составляла более 200 млрд долл. Президент Барак Обама недавно заявил, что в рамках сокращения огромного дефицита бюджета необходимо отказаться от такой масштабной затратной статьи бюджета. Но американское сельское хозяйство – самое передовое, модернизированное, и фермеры, скорее всего, не особенно пострадают от этих мер. Другое дело – сельское хозяйство и животноводство России – предельно отсталое и запущенное за все 20 лет его «реформирования» (и до этого – в не меньшей мере).

Второй фактор – это природные катаклизмы последних лет – они были крайне засушливыми, сопровождаясь наводнениями в южных регионах, пожарами и т.д. Лишь в 2010 г. сельхозпроизводство сократилось почти на 12%, а продукция растениеводства – более чем на 25%. Годовая потребность нашей страны в зерновых оценивается в 74–75 млн тонн; накопленные в прошлые годы запасы (не более 25 млн тонн) всего лишь покрыли образовавшийся в результате засухи текущий дефицит. Засуха и ее последствия привели к резкому ухудшению финансового положения и без того обремененных долговыми кредитами хозяйств. Совокупный долг агропромышленного комплекса только перед банками составляет, по данным специалистов, беспрецедентные 1,3 трлн руб. Значительная часть сельхозпредприятий, как правило, ежегодно сталкиваются с ситуацией, когда они не имеют денег, чтобы расплатиться с кредитами. У них нет средств ни на горючее, ни на семена, чтобы проводить весенний сев. Обеспеченность предприятий сельхозтехникой в настоящее время оценивается в 60% потребности. Пассивность как самих хозяйств, так и Министерства сельского хозяйства и правительства в целом производят удручающее впечатление. Поголовье крупного рабочего скота за два десятилетия сократилось в 6 раз, овец – в 8 раз. «Фатальная роль бездействия» (как назвал это явление Михаил Делягин) очень ярко проявилась в последствиях введения запрета на экспорт зерна. Эта правильная мера не сопровождалась никакими, даже самыми примитивными усилиями по переброске зерна из избыточных регионов в пораженные засухой (а ведь именно там живет максимальная часть его потребителей!). В результате население сталкивалось с резким удорожанием, а то и прямой нехваткой зерна, а в зерноизбыточных регионах часть и без того скудного урожая просто погибла от неправильного хранения – его некуда было девать. Большую роль сыграл и сознательный саботаж зерновых спекулянтов, что было выявлено осенью 2010 г. Высшие руководители потребовали тогда наказать виновных, но наказанными (рублем), как обычно, оказались граждане страны, которые ежедневно видят, как поднимаются цены на продукты питания.

Председатель Государственной думы об «офисном планктоне»

28 апреля председатель Госдумы, председатель высшего совета «Единой России» Борис Грызлов на встрече с Дмитрием Медведевым заявил, что в России нужно делать упор на развитии производства, а не сферы услуг: «Для нас приоритетом и гордостью является человек труда, а не офисный планктон». Пока Грызлов не перешел от громких слов к делу, «Власть» сочла необходимым провести для него краткий ликбез. Во-первых, к «офисному планктону» принято относить офисных сотрудников младшего и среднего звена, работающих в частных компаниях, а не всех занятых в сфере услуг, как это сделал спикер. Например, бухгалтер является «офисным планктоном», а продавец – нет, хотя оба работают в сфере услуг.

Если же принять грызловскую широкую трактовку термина, то тогда «офисным планктоном» являются 42 млн россиян, а «людьми труда» – 25 млн (всего в России 67 млн работающих граждан). Учитывая, что в России сегодня насчитывается 108 млн обладающих избирательным правом граждан, можно сказать, что, отвернувшись от «офисного планктона», Грызлов тем самым отказался от 39% избирателей. В преддверии думских выборов такой шаг выглядит верхом расточительности даже для «Единой России».

Но более того, спикер грубо оскорбил миллионы трудящихся – и служащие этой категории, и рабочие – все они классифицируются как «трудящиеся» (по определению МОТ), и в этом смысле мало чем отличаются от категории «заводских пролетариев». Им тоже нечего терять, кроме рабочих компьютеров, которые им не принадлежат.

Глава 4

Бедность и нищета

Обществу не нужна свобода, когда люди бедны

В России преобладает бедное и нищее население, и это явление, несомненно, связано, с низким правовым сознанием граждан. Этот вопрос, относительно низкого уровня государственно-правового сознания общества, даже в его наиболее образованной части, включая правительство, парламентариев, провинциальное чиновничество, достаточно ясно возник уже в начале 90-х гг. В тот период, эпоху страстных дискуссий вокруг вопросов демократии, мы одновременно провозглашали все мыслимые и немыслимые свободы и вводили их в действующую российскую Конституцию, включая положение о разделении властей.

Спустя полтора десятка лет общая ситуация с государственно-правовым сознанием общества мало изменилась, о чем справедливо было сказано президентом Дмитрием Медведевым уже вскоре после его прихода в Кремль. К примеру, редко можно встретить в огромном море текущей политической публицистики статьи, авторы которых строили бы свой анализ на прямой связи свободы и уровнем благосостояния людей, между политической активностью общества и возможностями реально использовать провозглашенные Конституцией права и свободы и т.д.

А ведь такая связь западноевропейскими обществами была осознана еще со второй половины XIX века, как следствие универсального воздействия великой просветительной революции XVIII – ХIX вв. Вот как описывает эту государственно-мировоззренческую эволюцию русский ученый – юрист, специалист в области конституционного права П.И. Новгородцев, имея виду эпоху конца ХIХ – начала XX в. ...Существенные перемены совершились в последнее время не столько во взглядах на организацию государства, сколько в воззрениях на его функции, на задачи его деятельности. С этой стороны можно сказать, что правовое государство с конца XIX века вошло в новую стадию развития. Теоретики первой половины этого века полагали, что государственная деятельность должна ограничиваться охраной прав граждан; они выступали с требованием полного невмешательства в частную жизнь граждан, в экономическую сферу. Это считалось наилучшим средством обеспечить свободу и равенство. В Англии этот взгляд был выражен Бентамом, во Франции Бенжаменом Констаном, в Германии Вильгельмом Гумбольдтом. Свобода и равенство понимались тут чисто формально, юридически, в смысле обеспечения их в законе путем устранения юридических неравенств и стеснений.

Для своего времени, когда надо было уничтожить тягостный гнет старого порядка, осуществление свободы и равенства в этом смысле являлось огромным шагом вперед, и неудивительно, что первоначально вся задача правового государства представлялась исчерпывающей с достижением этой цели.

Однако политическое развитие XIX века обнаружило, что для осуществления начал равенства и свободы требуется не только устранение юридических препятствий к их утверждению, но также и некоторых материальных, положительных условий их реализации. В жизненной борьбе свобода и равенство для слабых и изнемогающих превращаются в отвлеченное понятие, лишенное действительного значения.

Требуется влиятельная поддержка государства и общества, чтобы помочь каждому, кто в этом нуждается, достигнуть действительной свободы и настоящего равенства членов общества. Проникаясь этим сознанием, европейские государства одно за другим вступают с конца XIX века на путь социальных реформ. Задача, которая ставится в этой области, представляется бесконечно более трудной и сложной по сравнению с той задачей, которую правовое государство ставило себе ранее. Для того чтобы устранить юридические неравенства и стеснения, достаточно было отмены старых законов с соответствующим преобразованием различных учреждений (институтов).