Ситуацию в России, конечно, невозможно сравнить с США, она попросту бедственная. По конкурентоспособности мы сегодня уступаем не только США, но и многим другим странам. Согласно последнему докладу Всемирного экономического форума в Давосе, Россия по этому показателю оказалась на 63-м месте в мире – после Шри-Ланки. При этом по такому показателю, как государственные закупки современных технологических продуктов, – на 82-м, а по доступности новейших технологий – на 122-м месте. О какой компенсации можно вести речь?
Ясно предельно и то, что в XXI в. по количественным параметрам (численность населения, его уровень жизни, размер ВВП, технологическое оснащение производства) Россия неизбежно будет уступать таким гигантам, как США, Европейский союз, Китай, Индия, возможно Южной Корее, Бразилии и другим странам. Поэтому отставание по качественным показателям особенно опасно. Достаточно сказать, что в России доля расходов в ВВП на такие национальные приоритеты, как образование или здравоохранение, за последние годы практически не изменилась и составляет всего лишь 3–4%. То есть перераспределения ресурсов в эти сферы фактически не происходит. В США же государство расходует на образование 5,5% ВВП, а на медицину – около 8%, науку – 2,5% ВВП.
Особую тревогу вызывает дальнейшая деградация российской науки. Доля расходов на НИОКР сохраняется на уровне чуть более 1% ВВП, хотя в США она достигает 2,8%, в Японии – 3,3%, в Китае – 1,4% (запланирован рост до 2% к 2015 г.). Отечественный бизнес предпочитает заниматься не высокими технологиями, а приносящим высокую прибыль экспортом сырья. Поэтому финансирование НИОКР частным сектором носит мизерный характер. Государственные расходы остаются на недостаточном уровне, чтобы компенсировать эту ситуацию. Хотя модернизация объявлена национальной стратегией, но реальных шагов для восстановления конкурентоспособности России очень мало. Резко увеличились инвестиции в вузовскую науку и такие амбициозные проекты, как «Сколково», но в лучшем случае от них можно ожидать серьезных результатов лишь через много лет. Трудно понять и то, почему не уделяется должное внимание Академии наук, а часто она просто третируется руководством страны, зато появляются какие-то проекты, наподобие агентства стратегических инициатив при правительстве, многочисленных «инновационных учреждений» во главе с сомнительными лицами. За науку в стране никто ответственности не несет – все здесь «размыто», нестабильно и неосновательно.
На протяжении последних лет фактически заморожен с учетом инфляции уровень финансирования РАН и научных фондов (менее 0,2% ВВП). К 2013 г. эти расходы намечено еще больше сократить. На бюрократическом уровне постоянно выдвигаются прожекты, требующие сократить количество академических институтов на 20%, ввести внешний аудит, лишить самоуправления научное сообщество.
Специалисты всегда отмечали, что наука по своей природе интернациональна и требует серьезных затрат. По последним данным, мы находимся на 10-м месте в мире по объему расходов на науку. Но вскоре нас обгонят Южная Корея, Бразилия, Тайвань и, видимо, Испания. Расходы на одного научного исследователя в России в 6–8 раз меньше, чем в США и других странах-лидерах. Если бы у российских коллег Андрея Гейма и Константина Новоселова были такие же условия и такой же уровень финансирования, как в Великобритании и Голландии, то не пришлось бы слышать столько жалоб, что Нобелевский комитет «дискриминирует» Россию, – пишет справедливо Сергей Рогов. (См.: Независимая газета, 2011, 1 февраля, с. 5.)
Воссоздать научно-технический потенциал можно не за счет одного наукограда или нескольких десятков «точечных» грантов, а лишь превратив поддержку науки в реальный общенациональный приоритет. В нынешнем году Россия потратит на НИОКР в 20 раз меньше финансовых ресурсов, чем США, в 14 раз меньше, чем Китай. Догнать американцев и китайцев по этому показателю Россия уже никогда не сможет. Для этого пришлось бы тратить на науку 18–20% ВВП. Но при нынешних доходах от нефти российская экономика уже в ближайшие годы могла бы инвестировать в НИОКР 2,5–3% ВВП (а не 1%). Это позволило бы нам не только сохранить фундаментальные исследования, но и воссоздать разрушенную в 1990-е гг. прикладную науку. Без этого нельзя решить ключевые проблемы, с которыми сталкивается страна.
При ратификации нового Договора СНВ министр обороны России признал, что установленные уровни могут быть достигнуты Россией не раньше 2028 г. То есть стратегический паритет, зафиксированный договором на бумаге, отечественный научно-технический комплекс поддерживать не может. Нет паритета и в сфере противоракетной обороны. Катастрофическим стало отставание в обычных высокоточных вооружениях. Создание 6-го поколения вооружений идет за счет перетекания новейших технологий из гражданской сферы в военную, а не наоборот, как это было в годы холодной войны, отмечает Сергей Рогов. Поэтому только возврат России в число ведущих научных держав может сделать страну конкурентоспособной в глобальной экономике и обеспечить безопасность в XXI столетии. Однако при нынешней политике государства эта цель невозможна.
...На следующий день (21 апреля) после своего 2-часового выступления в Государственной думе премьер встретился и долго разговаривал с представителями большого бизнеса (олигархата); отмечу, они заметно прибавили активности в разного рода «предложениях», в то время как с осени 2008 г. и вплоть до конца 2009 г. и в начале 2010 г. говорили только одно: «Дай денег, больше денег! А не то обанкротим страну!». И вот что им обещал премьер:
● Для поддержки высокотехнологичных экспортеров и для привлечения капиталов и специалистов правительство учредит две новые организации: а) агентство по страхованию экспортных кредитов и б) специальный фонд для привлечения капиталов в экономику, софинансирования крупных совместных проектов – российский фонд прямых инвестиций.
● На профессиональное переобучение работников в рамках региональных программ по стабилизации рынка труда государство в 2011 г. выделяет порядка 2 млрд рублей. Из них более 800 млн получат предприятия, проводящие модернизацию производства...
● С помощью стипендий и грантов правительство намерено поддерживать стажировки и систему переобучения.
● В рамках Таможенного союза и Единого экономического пространства правительство намерено двигаться в направлении создания общего рынка с либеральными нормами регулирования. И этот рынок будет расширяться, он будет включать уже не 143 млн человек, ауже 170 млн И соответственно, будут ликвидированы барьеры, связанные с передвижением товаров, услуг и капиталов между участниками СНГ.
Часть этих «планов», которые связаны с дополнительным выделением ресурсов из бюджета, конечно, легко осуществимы: нетрудно создать организации, фонды, перечислить туда ресурсы. Ну, а за результаты кто будет отвечать? Об этом премьер ничего не сказал. Еще более проблематична задача с Таможенным союзом, и тем более – с Единым экономическим пространством в рамках СНГ. Здесь, как показывает опыт взаимоотношений России и Белоруссии (уже после подписания Договора о Таможенном союзе), возникает столько препятствий, что трудно рассчитывать на осуществление горделивых мечтаний премьера.
Рост зависимости от импорта продовольствия
Уязвимость страны от мировой экономической конъюнктуры связана не только с нашим экспортом нефти, газа, металлов, леса или импортом промышленных товаров, но и огромными объемами растущего импорта продовольствия. Я неоднократно писал ранее, что, если бы президент Горбачев и правительство Павлова стали на путь всего лишь 15–20% импорта продовольствия (заняв кредиты 150–200 млрд долл., что было под силу СССР), – СССР благополучно существовал бы ныне. А если учитывать то, что произошло с «нефтяными ценами» начиная с 1999 г., то, экспортируя от 200 до 400 млн т нефти ежегодно, СССР, скорее всего, бурно устремился бы вперед на позициях в иерархии экономических держав мира (конечно, если бы была принята «Пекинская модель», а не «Вашингтонский консенсус»).